«Псковский край — родина моих предков, все они с незапамятных времен жили на этой земле, а моя мама, Валентина Алексеевна Петрова, хоть и родилась в Ленинграде, но всегда тянулась в эти места. Да и как не любить их! Волею судьбы во время войны она оказалась в оккупации в окрестностях Пушкинских Гор. Воспоминания об этих тяжелейших годах, как и память о дне освобождения, навсегда остались в ее сердце. Моя мама, Валентина Алексеевна Петрова, родилась в Ленинграде. Но все предки ее родом из Псковской области, из деревень, которые окружали имения Пушкиных и Ганнибалов.

Незадолго до начала войны, в марте 1941 года, маму отправили в деревню к бабушке. Тогда, в 1941 году, это была не Псковская, а Калининская область. Летом к ней должны были приехать родители и старшие братья, а мама готовилась пойти в первый класс. В то время железная дорога проходила в Тригорском (немцы во время войны ее разобрали), через Сороть в районе Пушкинских Гор существовал железнодорожный мост, поезд шел из Ленинграда до конечной остановки Великие Луки, а выходили тогда на станции 8-й разъезд, там и до бабушкиной деревни Блажи было рукой подать.

Гитлеровская оккупация началась в середине июля 1941 года, уже через три недели после начала войны. Штаб находился в Пушкинских Горах, а в окрестные деревни немцы наезжали присматривать за населением. Чередовали репрессии по отношению к населению (убийства и пытки активистов и подозреваемых в связях с партизанами, угон в фашистское рабство, массовые убийства цыган и евреев) с раздачей мыла и спичек, организацией танцулек, приглашением работать на них в канцелярии. Разделили колхозную землю и велели населению взять скот, разгуливавший по полям. Так у прабабушки оказалось две коровы. Сеяли и собирали хлеб, трепали лен. 1 сентября мама пошла в первый класс. Все было сделано по-немецки педантично: отпечатанные учебники, портрет Гитлера на стене. Однако уже во второй класс она не пошла. Обстановка была напряженной. Немцы нервничали, борьба против них нарастала. По маминым наблюдениям, по деревням находились не мобилизованные мужчины, они, по всей видимости, координировали возникшее сразу подполье и связь с партизанами. За реку Сороть, где находились территории Зарецкого и Русаковского сельсоветов, немцы не совались. Там был опасный для них партизанский край.

Из воспоминаний председателя Совета Локнянского отделения ПРОО «Дети войны», Почётного гражданина Локнянского района.

"Мы с братом близнецы, родились 25 сентября 1940 года в д. Иванисово Гоголевского сельсовета Подберезинского района Псковской области.

Отец, Хохряков Василий Михайлович, 1910 года рождения. В апреле 1941 года был призван на военную переподготовку в п. Идрица. Здесь его и застала война. Домой он вернулся только после Победы в 1946 году из Берлина.

Мама, Новикова Фена Дмитриевна, 1919 года рождения, из города Велижа Смоленской области, медсестра, военнообязанная, но на фронт не была призвана по причине наличия двух грудных детей, меня и брата.

...Начала войны я, конечно, не помню. По рассказам старших немцы у нас появились уже в августе 1941 года. Район попал под оккупацию. Мама уже была членом ВКП(б), но в нашей деревне народ был дружный, маму не выдали, мы сохранились.

В 1943 году весь народ из нашей деревни немецкие власти выселяют в Литву. В том числе и всю нашу семью — дедушка, бабушка, мама, нас двое, родную сестру отца, тётю Тоню и её три девочки 1932, 1934, 1936 годов рождения. Их отец тоже был на фронте. С войны вернулся живой, в чине майора. Кстати, две старшие девочки, Клара и Роза, после войны стали педагогами, работали в школе на Новгородчине и в Ленинградской области.

Шёл 1939 год. Мы жили на хуторе близ деревни Рожник: папа Григорьев Николай Григорьевич, мама Агафья Петровна и трое детей — Капитолина 11 лет, Толя 9 лет и я, Вера, — 4,5 года. Папа работал кузнецом в совхозе «Вперёд», мама занималась домашним хозяйством.

Вернувшись с финской войны, папа стал доделывать наше жильё. Но не успели благоустроиться до конца, как началась Отечественная война. Папу по первому призыву сразу же взяли на войну. С нашей улицы успели взять только двух мужчин — моего папу и моей подружки Веры отца, Максимова Ивана Ивановича. Остальные остались дома. В клубе устроили прощальный вечер. У всех были грустные лица, жёны в последний раз танцевали со своими мужьями, девушки с женихами. Дети там тоже толкались, прыгали среди взрослых. Война застала меня в возрасте семи лет.

Вскоре появились немцы. Они, как тараканы, расселились по домам, не считаясь с хозяевами, заняли их так, как им удобно было. К нам в дом тоже пришли, целая орава с офицером. К нему солдаты обращались «Зондер фюр», я не знала, что это за чин по-ихнему. Он взял лучшую железную кровать с блестящими шарами и дугами, поставил её в первой комнате у окна, наверное, чтобы удобнее при случае нападения наших убегать было. А солдаты расположились на полу, постелив солому или сено. Мы отгородились от них двумя шкафами, поставили там свои кровати. Вели они себя частенько очень странно. Например, у нас в коридоре на столе стоял мешок с мукой, каким-то образом добытый мамой, чтобы нас кормить хоть чем-то. Так один немец ходит, ходит, поёт-поёт и как идет мимо мешка — воткнёт в него нож. А оттуда сыпется мука, с горем пополам добытая мамой. А захочется им тепла, набьют полную плиту сена или соломы, снимут кружки с плиты и подожгут. Огонь до самого потолка и дым. Мама переживает, объясняет им, что так нельзя — дом сгорит. А они, как кони, только ржут. Им-то смешно.

Евгения Дмитриевна - бывшая учительница русского языка и литературы Куньинской школы, 1926 года рождения, уроженки деревни Антухово.

«22 июня 1941 года мы были в ягодах в Лелюхинском мху (за нынешним ПМК). Мать сказала, что началась война. Я сначала не обратила на это внимания. Вспоминаю первую бомбежку Куньи. Мой отец ночью сторожил тюки льноволокна на пакгаузе. Стратегическое сырье всегда быстро увозили. А в этот раз задержали. Отец послал меня днем покараулить, так как очень устал. Сказал, чтобы взяла книжку и посидела. Я сидела на тюках и читала книжку. И вдруг прилетел немецкий самолет. Он летел ниже проводов, и никто его не ждал. На крыльях у него были черные кресты с желтой обводкой. Красноармейцы бросились по кюветам, а я залезла под брезент и от страха провалилась между тюками до самого дна. На месте нынешней администрации были тогда мельница и пекарня. Один красноармеец вытащил меня из тюков. Смотрю, все побежали к Красной Горке. И я туда побежала. Самолет летел очень низко. Сидели там до вечера. Пришел милиционер, походил по кустам ничего не нашел. Домой вернулась только ночью. Бомбы были небольшие, упали они между вокзалом и пакгаузом и большого вреда не причинили.

После этого мы ушли жить в деревню Карлышкино около Кузнецово и приехали жить в Кунью только осенью. В Карлышкино все четверо жили, пока не пришли немцы 22 августа.

«Я родилась в 1939 году в деревне Павлищево. Детей в семье было трое — я была младшей, сестра и брат были старше меня на три года. Когда началась война, отца забрали на фронт, мама рассказывала, что перед тем как уйти из дома, он посадил нас на коленки, попрощался с каждым из нас..., больше мы его не видели. Он не вернулся с войны, осталась только горькая память в наших сердцах, а в «Книге Памяти» по Бежаницкому району запись на 31 странице — «Анисимов Афанасий Андреевич... пропал б/вести в ноябре 1944 года».

Детство было голодным, холодным. Когда немцы заняли деревню, они поселились в домах, как хозяева, мы ютились где-то по углам. Помню, как мы, дети, тихонько сидели на печке и украдкой выглядывали, смотрели как они ели. Уж как нам есть хотелось... Иногда они давали нам по конфетке — монпансье, были такие в железных баночках. Но в своем доме нам жить так и не пришлось, нас выселили в деревню Орешки, несколько семей поселили в один дом. Помню, как мы, дети, гуляли в саду, жгли костры, а рядом везде валялись снаряды, как нас бог уберег от беды — чудо, да и только. Когда немцы уходили, оставляли деревню, они ее подожгли, все дома горели, дым, огонь, страх, немцы собрали нас всех и погнали, мама меня на саночках везла. Суматоха была большая и в этой суматохе мы сумели скрыться, а когда вернулись — стояли только печные обуглившиеся трубы, да головешки вокруг. Пришлось уходить в лес, делать землянки, наши матери сооружали их из соломы, и мы кутались в какое-то тряпье, которое нас практически не спасало, к земле за ночь примерзали. Стоял холодный студеный февраль, земля промерзла, и выкопать настоящую землянку, просто у женщин не было сил. Однажды с братом решили сходить в другую деревню, за одеялом, взяли саночки, пошли, одеяло каким-то образом взяли, но нас заметили немцы, стали стрелять по нам, благо лес был рядом, мы бросились туда, к шалашам, ползком, прыгнув под крутой берег, бросив и санки и одеяло. Немцы преследовать нас не стали, наверное, решили, что убили. Когда стемнело, за одеялом вернулись, забрали. Страху, конечно, натерпелись, и опять же, чудом остались живы. А потом кто-то из односельчан случайно нашел заброшенную, не сожженную немцами ригу — сарай, в котором в свое время сушили зерно, и собрались все туда. В этом сарае была печь. На верху постлали жерди, на них солому, вот там и спали, а когда печь начинали топить — все выходили на улицу, т. к. печь топилась по-черному. В риге не было трубы и все было в дыму. Когда район освободили от немцев, мы вернулись в свою деревню, копали землянки и в них жили. Хотя в них и темно, но было тепло, из бочки соорудили печку, которая и обогревала, и согревала, вот только готовить на ней было нечего, голодно было.

Николай Михайлович родился в 1937 году третьим ребёнком в крестьянской семье в селе Подоклинье Порховского района. Когда началась война, ему ещё не исполнилось 4 года, но в память навсегда врезалась паника жителей деревни, непонимание, что дальше делать, и общий сход людей, на котором обсуждался главный вопрос: куда девать скот? Многие семьи задумали уходить до прихода фашистов. Такое решение было принято и в семье Борисовых. Искалеченный в финской войне отец Михаил Александрович остался, чтобы сберечь дом и нажитое добро. Трое ребятишек наскоро были погружены с небольшими баулами в телегу, мама Анна Никифоровна понукала лошадь, толком не понимая, к кому на чужбине прибиться. Так и поехали в северо-восточном направлении «куда глаза глядят». Да только от фашистов далеко не оторвались. В районе Шимска телегу Борисовых уже обгоняла немецкая техника, фашисты переправляли танки в сторону Новгорода. Вернулись в Подоклинье. Жили в своём доме, занимались привычным хозяйством. Узнали, что на фронт ушли три маминых брата, все погибли.

«Сорок четвёртый год я уже хорошо помню, — рассказывает Николай Михайлович. — Днём немцы, ночью партизаны, приходили, собирали продовольствие. Когда ночью стучались в дом, всем было страшно. Фашисты из-за возросшего партизанского движения стали дежурить по ночам; если пёс залает, стреляли в упор, поубивали много собак. Днём отыгрывались на мирных жителях, в том числе на детях».

Родилась 13 октября 1935 года в деревне Лапино Псковского района.

В нашей семье было пятеро детей, я и четыре старших брата. Жили мы в г. Пскове на Пролетарском бульваре. Папа только что вернулся из Опочки, где у родственников жил старший брат Леня, которого он проводил в военкомат. Вот тогда я впервые услышала страшное слово «война».

Папа занимался погрузкой оборудования завода «Металлист», на котором работал. Нас прятали, как могли. Помню, как во время тревоги мы сидели в общественной ванной комнате, которая в доме предназначалась для стирки белья. Видимо считали, что это самое укрепленное и большое помещение, где могли поместиться все оставшиеся жильцы дома. Там многие из них и погибли от бомбежек.

Во время отбоя нам разрешали выходить во двор поиграть на улице. Помню ночь, мы лежим в каком-то окопе. Небо темное, а его пронизывают лучи прожекторов, освещали ракеты. Часто пролетали над нами с шумом блестящие самолеты, слышались взрывы. Было очень страшно, но плакать сказали нельзя. Следующим утром папа нас перевел на картофельное поле, оно было на другой стороне бульвара, расстелил легкое тонкое одеяло, строго-настрого приказал, чтобы мы не поднимали головы, не высовывались. Хорошо помню, как во время одного из отбоев мы, дети 4-5-ти лет выбежали на бульвар, а там от вокзала к центру города строем шли солдаты. Мы обрадовались, стали рвать одуванчики и дарить солдатам букетики. Они благодарили нас, брали на руки, гладили по головкам. На глазах у них были слезы, гимнастерки все выгорели от солнца и мокры от пота. Только позже я поняла, что они отступали, скорее всего, через Гдов к Ленинграду.

«Я - ровесник Октября. Родился в 1917 году. Детские и юношеские годы прошли в моём любимом городе Дно. Здесь, в далеком 1934 году, будучи подростком, окончил фабрично-заводскую семилетку Дновскую школу ФЗУ, получил специальность слесаря-вагонника. Но долго работать на железной дороге мне тогда не пришлось. Четыре года спустя, в 1938 году, по комсомольской путевке я поступил в Ленинградское военное артиллерийско-техническое училище. Окончил ускоренный курс и был направлен в войска.

В самом начале Великой Отечественной войны наш полк дислоцировался в городе Онега. А в августе нас направили на охрану железной дороги (Карельский фронт). Войска противника тогда подходили к станции Лоухи. 88-я стрелковая дивизия (и, естественно, артиллеристы) при выгрузке с кораблей сходу вступила в бой… К осени 1941 года наши войска оттеснили противника к финской границе. За эти боевые операции дивизии было присвоено звание гвардейской.