• Главная
• Свидетельства
• Петрова Валентина Алексеевна (Анна Иванкович о воспоминаниях своей мамы)

«Псковский край — родина моих предков, все они с незапамятных времен жили на этой земле, а моя мама, Валентина Алексеевна Петрова, хоть и родилась в Ленинграде, но всегда тянулась в эти места. Да и как не любить их! Волею судьбы во время войны она оказалась в оккупации в окрестностях Пушкинских Гор. Воспоминания об этих тяжелейших годах, как и память о дне освобождения, навсегда остались в ее сердце. Моя мама, Валентина Алексеевна Петрова, родилась в Ленинграде. Но все предки ее родом из Псковской области, из деревень, которые окружали имения Пушкиных и Ганнибалов.

Незадолго до начала войны, в марте 1941 года, маму отправили в деревню к бабушке. Тогда, в 1941 году, это была не Псковская, а Калининская область. Летом к ней должны были приехать родители и старшие братья, а мама готовилась пойти в первый класс. В то время железная дорога проходила в Тригорском (немцы во время войны ее разобрали), через Сороть в районе Пушкинских Гор существовал железнодорожный мост, поезд шел из Ленинграда до конечной остановки Великие Луки, а выходили тогда на станции 8-й разъезд, там и до бабушкиной деревни Блажи было рукой подать.

Гитлеровская оккупация началась в середине июля 1941 года, уже через три недели после начала войны. Штаб находился в Пушкинских Горах, а в окрестные деревни немцы наезжали присматривать за населением. Чередовали репрессии по отношению к населению (убийства и пытки активистов и подозреваемых в связях с партизанами, угон в фашистское рабство, массовые убийства цыган и евреев) с раздачей мыла и спичек, организацией танцулек, приглашением работать на них в канцелярии. Разделили колхозную землю и велели населению взять скот, разгуливавший по полям. Так у прабабушки оказалось две коровы. Сеяли и собирали хлеб, трепали лен. 1 сентября мама пошла в первый класс. Все было сделано по-немецки педантично: отпечатанные учебники, портрет Гитлера на стене. Однако уже во второй класс она не пошла. Обстановка была напряженной. Немцы нервничали, борьба против них нарастала. По маминым наблюдениям, по деревням находились не мобилизованные мужчины, они, по всей видимости, координировали возникшее сразу подполье и связь с партизанами. За реку Сороть, где находились территории Зарецкого и Русаковского сельсоветов, немцы не совались. Там был опасный для них партизанский край.

Некоторые эпизоды оккупации запомнились навсегда... Летом 1943 года в деревню верхом приехали партизаны. В тот же момент в нее въехали и немцы. Завязалась перестрелка, в ходе которой несколько выстрелов прошлись по прабабушкиному огороду. Одна из пуль задела маму. Ранен был один из немецких офицеров. Настичь партизан не удалось, немцы были в бешенстве. Сразу же собрали всю деревню (8-10 домов) и согнали в дом прабабушки.

Обыскивали все дома, и нашли у одной из жительниц немецкие ботинки. Тут же было объявлено, что все будут наказаны за содействие партизанам. Точнее, деревня будет сожжена вместе с ее жителями. Всю ночь они провели с мыслью о смерти. У мамы началась истерика. Бабушка, как могла, успокаивала. Разрешение на сожжение деревни вместе с жителями не было получено. Но деревню сожгли полностью. Ужас той ночи не забыть никогда!

За Соротью, в деревне Носово, немцы организовали штаб. Штаб просуществовал не более недели — в конце августа 1943 года партизаны провели дерзкую операцию по его уничтожению.

Имя одного из партизан, Петра Терентьева, мама запомнила. Жители предварительно покинули деревню, разведка спланировала операцию. Одновременно с поджогом домов партизаны врывались в них и расстреливали пытавшихся спастись гитлеровцев. Не уцелел никто. Запах горелого мяса и огромное количество гробов — вот что осталось от штаба фашистов!

Однако уже через четыре дня в окрестные деревни прибыли каратели и, предупредив жителей о том, что деревня будет гореть, поджигали. На сборы давалось 20 минут. Страх и ужас парализовал тогда маму. Она выбежала босиком, ее бабушка повесила на корову вещи, и они пошли. Через Сороть, они пришли в Воронич. По приказу немцев возле шоссейной дороги дети вырубали кустарник, дабы не прятались партизаны. До зимы они оставались там. Оказывается, немцы следили, кто и где живет. Вели учет, и не просто так. Зимой перегнали их в село, которое было ближе к шоссе, и вот однажды пришла команда: всем идти в Остров. Под конвоем собак и автоматчиков их гнали в Остров, очевидно, что в Германию, ближайшая железная дорога находилась в Острове. В деревне Рубилово остановились на ночлег. Жителей уже там не было. Родственница прабабушки, бывшая с ними, уговорила их бежать. Под покровом ночи, перейдя шоссе, они углубились в болото, по пояс в снегу. Если бы только немцы заметили беглецов, то расстреляли бы сразу. Но, видимо, судьба уберегла их. Сразу скажу, что горели деревни и вокруг. Множество деревень. Как утверждает мама, на 100 км в округе. Некоторые из сгоревших деревень так никогда и не возродились.

К весне 1944 года мама и прабабушка не имели почти никаких источников информации о положении на фронте. Существование было полуголодное, и дети ходили побираться по дорогам. Людей косили эпидемии с множеством умерших, мама даже на некоторое время ослепла. Вши были совершенно обычным явлением. Везде находили минные поля, в лесу оккупанты застрелили ребенка, собиравшего ягоды. Надо сказать, минные поля были повсюду, и уже позже, после освобождения, подрыв наших солдат и жителей не был чем-либо необычным. Прошла один раз по минному полю и мама, спасло то, что мины оказались противотанковыми.

Однажды в деревню Кунцево, где в то время жили погорельцы, припожаловал немец и засел на березу, принялся рассматривать в бинокль окрестности. А что рассматривал? Местные жители почувствовали, что войска наши наступают. Раздались крики: «В окоп, в окоп!». Вначале появилась наша пехота, а потом и танки подтянулись. Остановились на минуту-две, шлемы сняли. Их обнимали, целовали, приглашали зайти! «Никак не можем, идем на запад, в Прибалтику!». Радость была неимоверная!

Тем временем мама со своей бабушкой перебрались в Тригорское, где нашлась комнатка для них, целая пачка писем дошла с фронта, от маминого дяди, Никандра Матвеевича. Он писал, и вести были неутешительны: в Ленинграде умерли мамины братья, тетя, бабушка, погиб отец. А мама её и тетя Аня эвакуировались в Краснодарский край. Только в 1946 году мамин дядя мобилизовался, а жить было негде. Он уехал в Прибалтику и жил там до 1951 года, а затем вернулся в Пушкинские Горы.

Война принесла большие беды, гибель близких, тяжелые психологические травмы. Но главное, запомнилось братское единение людей. С беженцами и погорельцами делились всем, что было. Ели из общей плошки, каждый ставил на стол то, что имел. Рискуя жизнью, многие помогали партизанам. Знали ведь, что немцы такого не простят, но все равно несли им хлеб.

Были и предатели, и перешедшие на службу к немцам. Об этом свидетельствуют и послевоенные судебные процессы, особенно запомнившийся пушкиногорцам процесс над В. Юпатовым в 1959 году. Этот жестокий и страшный человек лично принимал участие в массовых казнях, зверски убивал цыганских детей, казнил партизан и подпольщиков.

Но люди выстояли и продолжали жить! И научились по-новому ценить мир и помнить прошлое. Ради будущего. Такова эта история, мелкая вроде бы, незначительная, но именно из таких складывается история всего народа, страны. «История проходит через дом человека, через его частную жизнь. Не титулы и царские милости», как писал советский ученый Ю. М. Лотман, «а самостоянье человека» превращает его в историческую личность».

 

Источник:

Они выросли на войне : о деятельности Псковской региональной общественной организации «Дети войны» и воспоминания о годах военного детства членов этой организации : [сборник / Н. А. Акимова, Л. Г. Егорова, А. Н. Ножка ; сост.: Акимова Н. А., Егорова Л. Г., Ножка А. Н. и др.]. - [Псков : Псковское возрождение, 2025]. - C. 98 – 101.

Публикация согласована

с председателем Псковской региональной общественной организации «Дети войны»

Александром Николаевичем Ножкой.